Петрарка (1304-1374), сонеты XLII-LI (42-51), «На жизнь мадонны Лауры».
Франческо Петрарка (итал. Francesco Petrarca, 20 июля 1304, Ареццо — 19 июля 1374, Аркуа-Петрарка, Италия).
Величайший деятель итальянского Проторенессанса — переходной эпохи от Средневековья к Возрождению, инициатор и лидер европейского интеллектуального движения гуманистов, блистательный поэт.
В 1341 году в Риме, по решению Сената, 37-летний Франческо Петрарка торжественно венчан лавровым венком.
«Отец Возрождения»
Рукопись «Канцоньере» из флорентийского собрания сочинений Петрарки, 2-я пол. XV века, Испанская национальная библиотека.
Канцоньере (итал. Il Canzoniere, букв. песенник), Книга песен (1348 год), стихотворный сборник из 366 сонетов, 317 из них — о любви Франческо Петрарки к Лауре и скорби о ее безвременной утрате.
Первая встреча Петрарки и Лауры, 1889, акварель Марии Спартали.
Тот солнечный апрельский день, когда поэт впервые увидел свою возлюбленную, Петрарка запомнил на всю жизнь. Они встретились 6 апреля 1327 года в Страстную пятницу в маленькой церквушке Св. Клары в предместьях Авиньона.
Он — молодой, но уже признанный при папском дворе 23-летний поэт, совершивший несколько дальних путешествий, она — замужняя 26-летняя женщина, у которой было к тому времени несколько детей. Белокурая, с огромными небесной выси глазами, она была воплощением женственности и духовной чистоты. Потрясенный и очарованный ею, Петрарка в экстазе написал:
Благословен день, месяц, лето, час
И миг, когда мой взор те очи встретил!
Благословен тот край, и дол тот светел,
Где пленником я стал прекрасных глаз!
За все годы встреч они не обмолвились ни единым словом, но всякий раз, заметив обращённый к нему нежный взгляд Лауры, счастливый поэт возвращался домой и до утра писал сонеты, посвящённые возлюбленной.
Милая Лаура стала Прекрасной Музой поэта на всю его долгую жизнь и такой осталась в Вечности.
Сонет XLII
Перевод Е. Витковского.
Но стоит улыбнуться ей, нежданно
Явив пред нами тысячи красот, —
В глубинах Монджибелло труд замрет
Хромого Сицилийца-великана.
Юпитер стрелы кузнеца Вулкана
В колчан миролюбиво уберет.
Восходит Феб на ясный небосвод,
И с ним Юнона вновь благоуханна.
Цветы и травы землю облекли,
Зефир к востоку реет неуклонно,
И кормчим покоряются рули, —
Уходят злые тучи с небосклона,
Узнав Ее прекрасный лик вдали,
Той, по которой слезы лью бессонно.
Сонет XLIII
Перевод Е. Солоновича.
Латоны сын с небесного балкона
Высматривал уже в девятый раз
Ту, по которой, как другой сейчас,
Вздыхал напрасно он во время оно.
Но тщетно. И несчастный сокрушенно
Нахмурился, напоминая нас,
Когда не видим мы любимых глаз
И нам не удержать разлуки стона.
И, предаваясь горю без границ,
Он не заметил, как явилась снова
Достойная бесчисленных страниц.
И слезы сострадания живого
Блестели на печальнейшем из лиц,
И твердь осталась, как была, сурова.
Сонет XLIV
Перевод Е. Солоновича.
Кто, проявив неумолимый нрав,
Не пощадил сограждан при Фарсале,
Всплакнул над мужем дочкиным в опале,
Помпея в мертвой голове узнав.
И тот, кто был сильней, чем Голиаф,
Над мертвым сыном волю дал печали,
Когда сполна бунтовщику воздали,
И над Саулом плакал, в горе впав.
А вы, которой чуждо состраданье,
Вы с вашей осторожностью предельной,
Когда Амур за вами лук ведет,
Виновница беды моей смертельной,
В глазах несете лишь негодованье,
И ни слезы из них не упадет.
Сонет XLV
Перевод Е. Солоновича.
Мой постоянный недоброжелатель,
В ком тайно вы любуетесь собой,
Пленяет вас небесной красотой,
В которой смертным отказал Создатель.
Он вам внушил, мой злобный неприятель,
Лишить меня обители благой,
И сени, что достойна вас одной,
Увы! я был недолго обитатель.
Но если прочно я держался там,
Тогда любовь к себе самой внушать
Вам зеркало едва ль имело право.
Удел Нарцисса уготовлен вам,
Хоть нет на свете трав, достойных стать
Цветку неповторимому оправой.
Сонет XLVI
Перевод Е. Солоновича.
И золото, и жемчуг, и лилеи,
И розы — все, что вам весна дала
И что к зиме увянет без тепла,
Мне грудь язвит жестоких терний злее.
И все ущербней дни, все тяжелее,
Не может быть, чтоб долго боль жила,
Однако главный бич мой — зеркала,
Которые для вас всего милее.
Амура их убийственная гладь
Молчанью обрекла, хотя, бывало,
Вы соглашались обо мне внимать.
Их преисподняя отшлифовала,
И Лета им дала свою печать:
Отсюда — моего конца начало.
Сонет XLVII
Перевод Е. Солоновича.
Я чувствовал — оправданна тревога,
Вдали от вас не властен жизнь вдохнуть
Никто в мою хладеющую грудь,
Однако жажда жизни в нас от Бога, —
И я желанье отпустил немного,
Направя на полузабытый путь,
А ныне вновь кричу ему: «Забудь!»
И дерг поводья: «Вот твоя дорога!»
Я знал, что оживу при виде вас,
Которую увижу вновь не скоро,
Боясь, что ваши очи оскорблю.
Отсрочку получив на этот раз,
Боюсь, недолго проживу, коль скоро
Желанью видеть вас не уступлю.
Сонет XLVIII
Перевод Е. Солоновича.
Огню огонь предела не положит,
Не сякнут от дождя глубины вод,
Но сходным сходное всегда живет,
И чуждым чуждое питаться может.
А ты, Амур, чья власть сердца тревожит,
Вещей привычный нарушаешь ход.
И чем сильней к любимым нас влечет,
Тем большее бессилье душу гложет.
Как жителей окрестных деревень
Струей в верховьях оглушает Нил,
Как солнца не выдерживают взоры,
Так и с душою несогласный пыл,
Должно быть, убывает что ни день:
Горячему коню — помехой шпоры.
Сонет XLIX
Перевод Е. Солоновича.
По мере сил тебя предостеречь
Старался я от лжи высокопарной,
Я славу дал тебе, неблагодарный,
И сам теперь готов тебя отсечь.
Когда мне нужно из тебя извлечь
Мольбу к любимой, ты молчишь, коварный,
А если не молчишь, язык бездарный,
То, как во сне, твоя бессвязна речь.
И вы, мои мучители ночные,
Ну, где ж вы, слезы? Нет, чтобы излиться
Перед любимой, жалость пробудив.
И с вами, вздохи, не хочу мириться,
Затем что вы пред нею — как немые.
Лишь облик мой всегда красноречив.
Сонет LI
Перевод В. Левика.
Когда б моим я солнцем был пригрет —
Как Фессалия видела в смущенье
Спасающейся Дафны превращенье,
Так и мое узрел бы дольный свет.
Когда бы знал я, что надежды нет
На большее слиянье (о, мученье!),
Я твердым камнем стал бы в огорченье,
Бесчувственным для радостей и бед.
И, мрамором ли став, или алмазом,
Бросающим скупую жадность в дрожь,
Иль яшмою, ценимой так высоко,
Я скорбь мою, я все забыл бы разом
И не был бы с усталым старцем схож,
Гигантской тенью застившим Марокко.
Перевод Е. Витковского.
Но стоит улыбнуться ей, нежданно
Явив пред нами тысячи красот, —
В глубинах Монджибелло труд замрет
Хромого Сицилийца-великана.
Юпитер стрелы кузнеца Вулкана
В колчан миролюбиво уберет.
Восходит Феб на ясный небосвод,
И с ним Юнона вновь благоуханна.
Цветы и травы землю облекли,
Зефир к востоку реет неуклонно,
И кормчим покоряются рули, —
Уходят злые тучи с небосклона,
Узнав Ее прекрасный лик вдали,
Той, по которой слезы лью бессонно.
Перевод Е. Солоновича.
Латоны сын с небесного балкона
Высматривал уже в девятый раз
Ту, по которой, как другой сейчас,
Вздыхал напрасно он во время оно.
Но тщетно. И несчастный сокрушенно
Нахмурился, напоминая нас,
Когда не видим мы любимых глаз
И нам не удержать разлуки стона.
И, предаваясь горю без границ,
Он не заметил, как явилась снова
Достойная бесчисленных страниц.
И слезы сострадания живого
Блестели на печальнейшем из лиц,
И твердь осталась, как была, сурова.
Перевод Е. Солоновича.
Кто, проявив неумолимый нрав,
Не пощадил сограждан при Фарсале,
Всплакнул над мужем дочкиным в опале,
Помпея в мертвой голове узнав.
И тот, кто был сильней, чем Голиаф,
Над мертвым сыном волю дал печали,
Когда сполна бунтовщику воздали,
И над Саулом плакал, в горе впав.
А вы, которой чуждо состраданье,
Вы с вашей осторожностью предельной,
Когда Амур за вами лук ведет,
Виновница беды моей смертельной,
В глазах несете лишь негодованье,
И ни слезы из них не упадет.
Перевод Е. Солоновича.
Мой постоянный недоброжелатель,
В ком тайно вы любуетесь собой,
Пленяет вас небесной красотой,
В которой смертным отказал Создатель.
Он вам внушил, мой злобный неприятель,
Лишить меня обители благой,
И сени, что достойна вас одной,
Увы! я был недолго обитатель.
Но если прочно я держался там,
Тогда любовь к себе самой внушать
Вам зеркало едва ль имело право.
Удел Нарцисса уготовлен вам,
Хоть нет на свете трав, достойных стать
Цветку неповторимому оправой.
Перевод Е. Солоновича.
И золото, и жемчуг, и лилеи,
И розы — все, что вам весна дала
И что к зиме увянет без тепла,
Мне грудь язвит жестоких терний злее.
И все ущербней дни, все тяжелее,
Не может быть, чтоб долго боль жила,
Однако главный бич мой — зеркала,
Которые для вас всего милее.
Амура их убийственная гладь
Молчанью обрекла, хотя, бывало,
Вы соглашались обо мне внимать.
Их преисподняя отшлифовала,
И Лета им дала свою печать:
Отсюда — моего конца начало.
Перевод Е. Солоновича.
Я чувствовал — оправданна тревога,
Вдали от вас не властен жизнь вдохнуть
Никто в мою хладеющую грудь,
Однако жажда жизни в нас от Бога, —
И я желанье отпустил немного,
Направя на полузабытый путь,
А ныне вновь кричу ему: «Забудь!»
И дерг поводья: «Вот твоя дорога!»
Я знал, что оживу при виде вас,
Которую увижу вновь не скоро,
Боясь, что ваши очи оскорблю.
Отсрочку получив на этот раз,
Боюсь, недолго проживу, коль скоро
Желанью видеть вас не уступлю.
Перевод Е. Солоновича.
Огню огонь предела не положит,
Не сякнут от дождя глубины вод,
Но сходным сходное всегда живет,
И чуждым чуждое питаться может.
А ты, Амур, чья власть сердца тревожит,
Вещей привычный нарушаешь ход.
И чем сильней к любимым нас влечет,
Тем большее бессилье душу гложет.
Как жителей окрестных деревень
Струей в верховьях оглушает Нил,
Как солнца не выдерживают взоры,
Так и с душою несогласный пыл,
Должно быть, убывает что ни день:
Горячему коню — помехой шпоры.
Перевод Е. Солоновича.
По мере сил тебя предостеречь
Старался я от лжи высокопарной,
Я славу дал тебе, неблагодарный,
И сам теперь готов тебя отсечь.
Когда мне нужно из тебя извлечь
Мольбу к любимой, ты молчишь, коварный,
А если не молчишь, язык бездарный,
То, как во сне, твоя бессвязна речь.
И вы, мои мучители ночные,
Ну, где ж вы, слезы? Нет, чтобы излиться
Перед любимой, жалость пробудив.
И с вами, вздохи, не хочу мириться,
Затем что вы пред нею — как немые.
Лишь облик мой всегда красноречив.
Сонет LI
Перевод В. Левика.
Когда б моим я солнцем был пригрет —
Как Фессалия видела в смущенье
Спасающейся Дафны превращенье,
Так и мое узрел бы дольный свет.
Когда бы знал я, что надежды нет
На большее слиянье (о, мученье!),
Я твердым камнем стал бы в огорченье,
Бесчувственным для радостей и бед.
И, мрамором ли став, или алмазом,
Бросающим скупую жадность в дрожь,
Иль яшмою, ценимой так высоко,
Я скорбь мою, я все забыл бы разом
И не был бы с усталым старцем схож,
Гигантской тенью застившим Марокко.
Петрарка (1304-1374), сонеты XLII-LI (42-51), «На жизнь мадонны Лауры».
Reviewed by Ninel
on
января 01, 2021
Rating:
Reviewed by Ninel
on
января 01, 2021
Rating:
Комментариев нет:
Отправить комментарий